Книга Их «заказали» в кафе - Инна Тронина

Артур шёл по Петровке к Пассажу, плохо соображая, куда и зачем спешит. Плотная, возбуждённая, праздничная толпа крутила его, как щепку в бурном потоке. А он никак не мог понять, о чём так громко и радостно говорят люди. Некоторые обнимались и целовались у всех на виду, и Тураев чувствовал, что улица уже стала другой.

Огни, витрины, ёлки, гирлянды сбивали с мысли. Тураев поморщился, сунул руку во внутренний карман дублёнки и нащупал там три копии показаний Кобылянской, только что отснятые на ксероксе. Одну он вручит Арнольду — или сегодня вечером, или завтра утром. А брат расскажет обо всём Анжеле Субоч, когда та после лечения вернётся из-за границы.

Опаснейшую банду удалось ликвидировать всего за три месяца малыми силами, благодаря лишь умелой работе с «источниками». Да ещё и взяли их без единого выстрела, не пролив ни капли крови. Но Тураев знал, что шальное везение всегда кратковременно, а Фортуна переменчива. Вполне возможно, что следующие дела потребуют куда больше жертв, а поработать придётся не только головой и ногами.

Но это случится уже в будущем году, а пока майор Тураев был если не счастлив, то очень доволен. Жаль только Валентина Еропкина, который так пострадал из-за несдержанности Ксении Казанцевой. Но всё-таки Валюн недавно произнёс первое после аварии слово, вызвав у жены Тамары бурный восторг. Все говорят о том, что Тураев взял банду голыми руками, а о пожертвовавшем собой агенте знает только участковый Оноприйчук из Солнцева. Но ведь так и должно быть — «источники» нужно беречь, потому что огласка для них почти всегда означает гибель.

Артуру хотелось побыть среди людей, вдохнуть зимнего, морозного, новогоднего воздуха. И осознать, что именно такой праздник бывает раз в тысячу лет. И ему, и всем тем, кто хохочет сейчас на улице, выпала великая честь увидеть, как сменяются эпохи. Тураев знал, что век и тысячелетие закончатся только через год, но праздновать хотелось уже сейчас.

— Привет!

Кто-то догнал его, схватил за плечо, и Тураев обернулся. Он никак не мог узнать коротко стриженую блондинку, высокую и худощавую, со впалыми щеками. Дорогая норковая шуба, метущая подолом тротуар, очки в оправе от Картье, заманчиво поблёскивающие в полумраке мешали Артуру сосредоточиться. По лицу женщины бегали отсветы мигающей в витрине ёлочной гирлянды и размывали черты.

— Я за тобой иду от проходной, между прочим, а ты и ухом не ведёшь! Неужели не узнаёшь меня? Серьёзно?! Или просто придуриваешься?

Блондинка попыталась надуть тонкие, ярко накрашенные губы, а Артур никак не мог взять в толк, почему он должен замечать эту особу. Маленькой рукой в кожаной перчатке она взъерошила волосы, на которых таяли снежинки, и к Тураеву вернулась память.

— Марина?.. Откуда ты здесь? — Ему было неприятно видеть эту тень прошлого. — Зачем я тебе потребовался?

— Всё злишься? — Марина бесцеремонно взяла его под руку и пошла рядом, как тогда, давно. — Да, признаюсь, я ошиблась, струсила, предала тебя. С этим не поспоришь. Но ведь и меня можно понять. Я в первую очередь спасала нашего сына. Теперь раскаиваюсь, признаю, что была дурой. Артурчик, продемонстрируй благородство, вспомни, что повинную голову меч не сечёт. С Хельмутом Вигманом, моим нынешним мужем, я развожусь и возвращаюсь в Москву. Мы уже объяснились, так что обратной дороги у меня нет. Но я и не хочу там оставаться — Германия не подходит для русских. Я там в последние годы тихо загибалась и вспоминала тебя каждый день. Хельмут даже любовью занимается от сих до сих по расписанию. А ты… И моложе, и привлекательнее, и как мужчина на несколько порядков выше! Я только сегодня решилась встретиться с тобой, хотя прилетела неделю назад. Мы с Амиром прибыли из Франкфурта-на-Майне двадцать четвёртого числа. И чего всем нужно в этой Европе, не понимаю! Серость и скука. Каждый день одно и то же. А мне всегда хотелось чего-то остренького, когда вечером не имеешь понятия, где проснёшься утром. Артур, короче, примешь нас у себя?

— Нет, Марина, не приму.

Тураев удивлялся, как он мог раньше жить с этой женщиной. Она была совершенно чужая. Очень громко говорила, резко пахла вульгарными духами, да и улыбалась, как ресторанная потаскуха.

— С меня довольно того, минувшего. Новых проблем мне не нужно. Остренького ты шесть лет назад что-то не захотела, верно? А сегодня, к бабке не ходи, у господина Вигмана начались неприятности. Будешь возражать?

— Да, сложности в банке, где он работает. Хельмута подозревают в финансовых махинациях, в отмывании денег… Дело получило огласку в тамошней прессе. Мне просто расстаться с херром Вигманом — у нас ведь нет общих детей. А с тобой — сын, наш Амир, который стал уже совсем большой. Ты его никогда не узнаешь! Очень просился сюда со мной, но я решила свести вас попозже, а сперва всё подготовить. Свекровь сказала, что ты на службе…

Марина называла Нору свекровью, как будто ничего не произошло. Она расстегнула ридикюль и достала полароидный снимок, на котором Артур увидел белокурого, совсем немецкого мальчика лет восьми, очень похожего на Марину. Незнакомый ребёнок, которому совсем не шло его восточное имя, смотрел на отца прозрачными голубыми глазами и не вызывал в душе никаких чувств.

А тот Амир был маленький, чёрненький, пухлый и неуклюжий, как медвежонок. Кошмарной осенней ночью Марина буквально выкрала его из квартиры Норы Тураевой и вывезла в Германию к Хельмуту Вигману, с которым вскоре обвенчалась по лютеранскому обряду. Простодушный немец был уверен в том, что спасает женщину с ребёнком от репрессий, которые угрожают им в России.

Но почему Марина решила объявиться именно сегодня? Потому что перед Новым годом принято всех прощать? Или по какой-то другой причине? Марина, урождённая Бревнова, впоследствии Тураева, а теперь фрау Вигман ничего не делала просто так. Значит, она сочла, что союз с Артуром для неё больше не опасен. Более того, выгоден. И она вела себя так, словно была во всём права; по крайней мере, ни в чём не виновата.

Преступница Серафима Кобылянская называла себя мразью и сволочью, каялась и просила прощения. Считала, что заслуживает мучений и смерти. Законопослушная душечка Мариночка даже не подозревала, что шесть лет и три месяца назад совершила смердящую подлость…

— Я завтра заеду к сыну. Ты у родителей остановилась?

Тураева подмывало освободить руку, оттолкнуть бывшую жену, и он сдерживался из последних сил.